Облачный дом

Покачав свою кружку в руке, я вздохнул и решительно опрокинул ее содержимое в рот. К моему удивлению, жидкость не обожгла ядовито мое горло, а легко и быстро проскользнула внутрь, оставив после себя довольно приятный травяной вкус. Причмокнув губами я улыбнулся и причмокнув губами поставил свою кружку на стол. Посмотрел на Каркасса, и увидев как округлились его глаза тут же жутко икнул. По моему горлу прокатилась волна огня, которая так же быстро спала, как и началась. Я посолил помидор, закусил, шумно подышал через нос, встал и вышел на улицу, сел на лавочку и достал сигарету. Хибарка Петюнича стояла в лесу, метрах в двадцати от опушки, прямо посреди заросшей густой и лохматой травой полянки. Рядом был небольшой огородик, теплица и несколько ягодных кустов. Вокруг высились огромные сосны, высотой с девятиэтажный дом, под ними были заросли орешника и бузины, в них были бесчисленные птицы, из которых я знал только синиц и еще иволгу, которую видел на картинке в учебнике зоологии.

Я курил и просто смотрел на бесконечные листья и стволы, слушал как шуршит лес, щебечут птицы. Где-то высоко гудел самолет, я еще подумал что в нем сидят люди, которым с высоты не разглядеть всей той красоты, окружавшей меня. В можжевеловом кусте деловито ползал паук, вязавший свою паутину. Мне было непонятно, что же двигает им - желание построить ловчий инструмент или он осознает, как красиво его сооружение? Сама паутина не была видна, но пылинки оседали на ней и переливами блестели в лучах солнца.

Мне хотелось поделиться своим открытием с Каркассом, но попытавшись встать обнаружил что ноги меня слушаются очень плохо. Повторив свою попытку еще пару раз, я решил посидеть, пока волшебный самогон позволит мне снова ходить. Я неподвижно сидел, наблюдая за оживленной муравьиной дорогой, проходившей по стволу березы. Мураши забавно сновали туда-сюда, они тащили веточки и всевозможные козявки, причем тащили их в обоих направлениях. Заметил как спускалась сверху гусеница, вытягивая из себя невидимую ниточку, увидел в трех шагах от себя гнездо, к которому периодически подлетала маленькая коричневая птичка. Созерцание природы настолько захватило меня, что я стал совершенно неподвижен - птицы как будто забыли о моем существовании, и пролетали в нескольких сантиметрах от моего лица, садились на лавочку, а одна даже села мне на ногу.

- Тьюи-тью? Тью-тью? - щебетала птичка, и смотрела на меня.

- Привет. Меня друзья зовут Лукас, а родители называют Андрей.

- Тью-тюр! Птирьитью!

- Мне у вас нравится

- Тья-тья-тьятьи? тью? тью? - сказала птичка и улетела куда-то по своим делам.

Из дома вышли Каркасс и Петюнич, о чем-то споря. Шурка размахивал руками и доказывал старику что-то, а тот лишь улыбался в усы и бухтел "Та..". Они подсели ко мне, старик снова набил свою трубку, попыхтел ею, потом передал Каркассу. Тот тоже попыхтел, пустил колечко дыма и протянул ее мне:

Держи, только внутрь не тяни. Так, попыхаешь, а внутрь не тянешь. Попробуй.

Я взял у него трубку, и стал ею пыхтеть, как это делали они. К моему удивлению, дым был приятен на вкус, и оставлял после себя сладковатое ощущение во рту. Покурив, я отдал старику трубку и продолжил смотреть на окружавший меня лес. Показал Шурке рукой гнездо, муравьиную дорогу, летавшую неподалеку иволгу. Петюнич одобрительно подмигнул мне и сказал Каркассу:

- Вот как. Молодец парень, увидел. А ты что же? Что в твоем Модерн Толке толку-то? Все они, и музыка, и города ваши, и самолеты и колбаса с сосисками - все пропадет, в пыль и труху обратится. А лес, он всегда здесь был и всегда будет. Вот ты молодой, будешь курить свои вонючки, пить отравленное пойло, есть магазинные помои. А вырастешь - так семью заведешь, и детишек своих будет тем же травить. Что толку в твоем городе, если ты в нем в суете вырастешь и сгинешь, так ничего кроме стен и труб не увидев? Оно в лесу-то все же и потише, и поспокойней будет.

- А вы давно тут живете?

- Давно. Еще наверное таким же пацаном был, как и вы, когда к отцу моему разбойники краснознаменные пришли. Был у нас Тришка, бездельник и разгильдяй, а как коммунисты пришли, так стал председателем. А ему ведь как - место хлебное, но горячее: не выполнишь что сверху спустят - голова с плеч. Так и получилось, что когда стали кулаков искать, так и пошло: ежели кто крепкий хозяин, двор ладный, да погреб полный - все, кто зажиточный был, всех разграбили да в сибирь отправили. Так и мой отец кулаком стал: надо ж ведь, две коровы имел!

А то что нас детей у него семеро было, так он еще и мать и родителей - своих и ее кормил - никто не посмотрел. В первый раз откупился он у Тришки, и денег ему отдал, и половину погреба отгрузил, во второй раз Трифон пришел, сестру сказал ему отдать - отец посерел, загнал нас в дом, а сам схватил его, вытащил со двора, да так и высек плетью на глазах у всего села! И дня не прошло, прилетел Тришка с комиссарами, да прочитал приказ, по которому вся наша семья объявлялась кулачьим отродьем и подлежала принудительной отправке на поселение в сибирские ссыльнические поселки. Рыдала мать да ходила по соседям прося приютить самых младших - ведь сгинут в дороге, холоде и безвестности, но соседи только разводили руками - с того дня мы стали неприкасаемыми, детьми врага советской власти.

Везли нас десять суток, в скотном вагоне, который скрипел и продувался шальными ветрами насквозь. Раз в сутки поезд останавливался, солдатик открывал дверь и пересчитывал ссыльных, которых было пятьдесят человек, со стариками и малыми детьми. Солдат выдавал два ведра воды, хлеб и лук, после чего разрешал одному человеку вылить на улицу ведро-парашу, потом предупреждал что если он в следующий раз кого-нибудь недосчитается, расстреляют весь вагон, закрывал тяжелую дверь и мы ехали дальше. На седьмой день тяжело заболела мать, которой мы отдали все наши теплые вещи, чтобы ей было хоть немного мягче и теплее, но все равно, в вагоне, который провонял насквозь запахом людей, не выходивших из него десять дней, где было холодно и ужасающе темно и грязно, матери каждый день становилось все хуже и хуже.

Когда мы приехали в ссыльный поселок с диковинным названием Ларец, мать уже не могла ходить самостоятельно. Нас отвели в барак, где выделили две комнаты на всех, отец и старшие сыновья заняли топоры и пошли в лес. за день мы соорудили трехъярусные кровати, чтобы каждый смог разместиться, сделали полки, а так же законопатили мхом щели в стенах. Нам очень повезло, что мы приехали в июне, когда было тепло. Обычно зимой привозили людей уже очень плохих - обмороженных и истощавших, которые не могли часто даже переодеться. Поэтому для них всегда держали свободный чистый и теплый

© Lukas 1999-2002

См. так же:

• Есть только миг
• Фантомная боль